Глава Минприроды — РБК: «Мусор — это в какой-то степени новый газ»

«Среди компаний, которые наносят вред экологии, бедных нет»

— Еще один источник средств на мусорную реформу — деньги крупного бизнеса. Помощник президента Андрей Белоусов предложил привлечь компании к реализации национальных проектов. Появились ли какие-то новые инвесторы, готовые участвовать в проекте «Экология»?

— У нас очень маленькая доля участия государства в реализации нацпроекта «Экология» — около 700 млрд из 4 трлн руб. Остальное — это средства, привлеченные от бизнеса. Но среди компаний, которые наносят тот или иной вред экологии, бедных нет. И все это прекрасно понимают. Когда нам говорят, что мы требуем вложить большие денежные средства в наилучшие доступные технологии, я напоминаю, сколько они заработали за последние десять лет. Например, одна компания тратит на экологию меньше 1 или 2–3% прибыли, а другая — 10%. Почему такая разница? Да, мы живем в свободной стране и не хотим кого-то загнать в такие условия, чтобы остановилось производство. Поэтому мы подписываем с компаниями соглашения, в которых учитываются интересы всех.

— Были конкретные предложения от бизнеса поучаствовать в нацпроекте «Экология»?

— Компании и так участвуют. Когда я работал на Ямале, каждая нефтегазовая компания помимо социальных проектов, например, участвовала в закупке мальков или высадке деревьев. Не могу сказать, что экология стала модой, это жизненно необходимо.

— А компания «Соллерс» Вадима Швецова, наоборот, предложила премьеру Дмитрию Медведеву выделить из проекта «Экология» 42 млрд руб. на переоснащение новым, более экологичным коммерческим транспортом. Как вы относитесь к этому предложению?
— Это хорошее предложение, но его надо просчитать. Может быть, если денег на это нет, то на законодательном уровне принять меры по снижению налогов для компаний, которые могли бы в этом участвовать. Просто выделить средства из нацпроекта «Экология» невозможно. Но нам Дмитрий Анатольевич [Медведев] дает право внутри проекта делать переброску средств при достижении тех же результатов, которые прописаны в указе президента.

— Вы выступаете за запрет пластиковой посуды. В какие сроки это можно было бы сделать и чем заменить такую посуду?
— Я против революционных движений, я за эволюцию. Можно постепенно, например по 10% в год, вводить какие-либо ограничения. У нас есть комиссии и рабочие группы, которые просчитают варианты, чтобы не навредить бизнесу. Если мы сейчас запретим пластиковую посуду, то оставим без работы заводы, и люди выйдут на улицу. Этого делать точно нельзя. Надо предложить варианты по плавному замещению, чтобы производители понимали, что, например, от одноразовой посуды надо уйти в производство пластиковых ведер или биоразлагаемого пластика. Все должно быть цивилизованно, а не превращаться в охоту на ведьм.

— Если вы говорите об ограничениях по 10% в год, то можно ли заключить, что в течение десяти лет или даже раньше может решиться проблема с пластиком?

— Если вводить ограничения по 20% в год и это будет безболезненно, можно попробовать за пять лет [отказаться от пластиковой посуды]. Не нужно делать из этого трагедию.

— На уровень президента вы еще не выносили вопрос о запрете пластика?

— Еще нет. Президент и председатель правительства — это конечные точки, куда мы выносим только хорошо продуманные и взвешенные решения. Нет смысла прийти и переложить ответственность на их плечи. Нужно все просчитать.

— Вы долго работали губернатором Ямала, одного из главных центров добычи нефти и газа в России. Сейчас Минфин по поручению правительства ведет инвентаризацию льгот в нефтегазовой сфере. Какие льготы вы считаете избыточными? И нужно ли, наоборот, предоставлять новую поддержку компаниям?

— При движении в более дорогостоящие по себестоимости регионы России, такие как арктическая зона, безусловно, нужна поддержка. Каждый проект индивидуален, не нужно использовать шаблонный подход — шаблоны ни к чему хорошему не приводят. Каждый объект просчитывается, вводятся те или иные параметры для понимания, сколько компания заработает, что принесет в бюджет страны и какие требуются льготы.

— Требуются ли дополнительные льготы по обводненным месторождениям Западной Сибири, которые пока предоставлены только «Роснефти», хотя просили и другие компании?
— Конечно, есть такие месторождения, которые требуют высоких затрат для добычи нефти и других способов нет. Это тоже нужно продумать. При этом если уже создана инфраструктура, то значительных инвестиций ее доработка не потребует. Я поддерживаю любую разумность. Дело не в богатстве той или иной компании — важно, какие принципы работы она предлагает к конкретному месторождению. Например, в данный момент компания имеет большие кредитные обязательства, которые в локальном бизнес-плане не видны; но мы на то и государство, что должны смотреть на общую картину. Если мы не дадим льготы, то нефть останется в виде ресурсов в земле и будет там лежать, а нашу долю на внешних рынках кто-то займет, мы недополучим денег и т.д.

— Как вы относитесь к просьбе«Газпрома» продлить сроки геологоразведки на шельфе с десяти до 20 лет?

— Не могу сказать, что мне нравится история с продлением сроков. Когда речь идет о десяти, о 20 годах, мне кажется, это не совсем продуманно. Если посмотреть на шельф на норвежской территории, там камню негде упасть: все пробито сейсморазведкой, в том числе 3D. У нас — белое пятно. Речь даже не идет о бурении. Можно заняться морской сейсморазведкой. Наши компании «Совкомфлот» и «Росгеология», у которых суда ледового класса не загружены, вынуждены делать сейсморазведку в Тихом океане, в других странах. Почему мы не можем это сделать у себя в Арктике? 3D точно приблизит нас к пониманию того, что мы пробурим дорогостоящую, 30-миллиардную скважину не впустую.

— Значит ли это, что вы отказали «Газпрому»?

— Мы высказали свое мнение о том, что пока не видим целесообразности. Давайте лучше посмотрим на исполнение компаниями лицензионных обязательств.

— Может быть, слабая освоенность шельфа в России связана с тем, что право там работать есть только у «Газпрома» и «Роснефти», а в Норвегии — у всех, в том числе у российских инвесторов?

— В Норвегии очень комфортные условия работы, соглашусь. Но в нашем случае, прежде чем идти на шельф, нужно позаниматься месторождениями на континенте — у нас остается очень много перспективных мест, в том числе в Красноярском крае и Якутии. Там более трудная нефть, она, может быть, менее интересная. Но вот эта, как я ее называю, легкая нефть, которая Богом дана нашей стране, она постепенно исчезает. И мы все больше подходим к трудноизвлекаемым запасам.

— Наверное, этими соображениями руководствуются и «Газпром» и «Роснефть», которые не торопятся осваивать шельф. Есть смысл расширить число потенциальных игроков, которые получат право там работать?

— Я бы начал с геофизиков, с науки, чтобы они посчитали все и сказали нам про запасы. Не вижу особых угроз, если допустить до этой работы другие компании, в том числе иностранные. Например, проект «Ямал СПГ» затевался в принципе российской компанией (НОВАТЭКом. — РБК), а превратился в красивый международный проект.

— В «Росгеологии», которая также занимается геологоразведкой, в апреле завершилась проверка, связанная со скандалом вокруг бывшего заместителя гендиректора Руслана Горринга. Какие результаты она показала? Есть ли претензии к другим бывшим топ-менеджерам компании?

— Мы были участниками этой проверки как эксперты. По нашим программам мы свои замечания передали для принятия решений новым руководством.

— Россия делает упор на поставки СПГ, но как при этом избежать конкуренции с российским трубопроводным газом на зарубежных рынках?

— Все говорят про конкуренцию, но я не вижу, чтобы сжиженный природный газ отнял рынок у «Газпрома». Это абсолютно разные рынки.

— Одна из целей майского указа — достижение грузооборота в Арктике 80 млн т в год. Однако в отношении одной из компаний, которая собиралась поучаствовать в этом проекте, — Арктической горнорудной компании (АГК) Дмитрия Босова — возбуждено уголовное дело из-за незаконной добычи. Нет ли риска невыполнения этого плана?
— Надо отделить мух от котлет; нельзя говорить о том, что президент написал: грузооборот 80 млн т к 2024 году любой ценой — понимаете? Этой фразы там нет точно. Понятно, что это нужно сделать, но никто не говорит, что правила экологической безопасности в Арктике будут не первичны. Лично за этим прослежу. Мы проекта АГК не видели, он не прошел экспертизу. У нас есть успешно и ответственно реализованные проекты не менее сложные — «Ворота Арктики» «Газпром нефти», Бованенково «Газпрома», «Ямал СПГ» и Сабетта НОВАТЭКа. Мы научились работать в Арктике, нас учить не нужно.

— Вы возглавили Минприроды около года назад. До прихода на госслужбу работали в НОВАТЭКе, поэтому на новом посту вас за глаза стали называть человеком НОВАТЭКа. Что вы можете на это ответить?
— Я горжусь тем, что работал в том числе в НОВАТЭКе — это замечательная команда. Уже когда я был губернатором Ямала, мы по многим вопросам спорили. Но то, что эта компания реализовала за такой короткий промежуток времени от забитой сваи до проекта (завод по сжижению газа «Ямал СПГ». — РБК), который уже участвует в ВВП страны, это факт. Я и до НОВАТЭКа работал в геологии, у нас была «Пурнефтегазгеология». Горжусь, что работал геологом на буровой, в самых тяжелых условиях. У меня были хорошие учителя, в том числе одним из них был Леонид Михельсон. Это страничка моей жизни, я никогда ее не прятал.

— А как вы разрешаете спорные моменты с участием НОВАТЭКа, «Роснефти» и других компаний?

— Спросите главу «Роснефти» Игоря Ивановича Сечина и председателя правления «Газпрома» Алексея Борисовича Миллера, чувствуют ли они, что Кобылкин тянет одеяло на НОВАТЭК. Это не так, я этого никогда не делал.

Леонид Викторович Михельсон — мудрый человек, все слышит и понимает. Так же как и Игорь Иванович Сечин, которого я тоже очень уважаю.

Алексей Борисович Миллер — вообще как один из моих старших братьев. Это он помог реализовать проект переселения первопроходцев Севера в места, более комфортные для проживания, взяв полностью нагрузку на «Газпром».

— Вы привлекли команду Кусто для решения проблемы с белухами и косатками на Дальнем Востоке. Он предложил вывозить этих млекопитающих самолетом за тысячи километров в Охотское море. Можно ли это реализовать?

— Никогда ранее не занимался белухами и косатками, хотя видел их в природе. Поэтому привлек лучших специалистов, которые понимают, как живет этот мир, в том числе зарубежных — это команда Кусто. Но у науки разнятся варианты выпуска этих животных. Некоторые говорят, что пять—семь дней транспортировки тяжелы и губительны для косаток — могут попасть в шторм и не переживут. Второе — за это время может произойти онемение плавников, а при выпуске они просто не смогут жить, понимаете? То, что их нужно вернуть в природу, уже понятно всем. Это не вопрос собственности (кому принадлежат косатки), это вопрос совести. И даже президент об этом говорил, что это надо сделать.

— Сколько стоит вывоз?

— По предварительной оценке, порядка 250 млн руб., если вывозить на судах. На судах вывозить долго, но других реальных вариантов нет.